Маньяк и Барселона

(Кир)

Маньяк – это я. А Барселона – это у-у-у!  Барселона – это вам не баран чихнул.  «Очень жаль мне тех, которые не бывали в Евпатории» - это всё про Барселону. Ну и про Евпаторию немножко тоже. Наверное.

Все хорошие дела начинаются ночью и заканчиваются под утро, а нехорошие только к обеду. Ночью мы и встретились. У каждого на то была своя причина. Барселона, намертво прикреплённая к земному шару провернулась вокруг оси и попала в его же собственную тень, отчего ночь и наступила, а я, пробродив день по Стамбулу, убивая время между самолётами, сел в ночной лайнер, который и доставил меня на встречу с прекрасной, туда, где грязь быта без остатка пожирается пламенем бытия, где хорошие люди счастливы, а плохие – нет, и где чувствительной натуре есть куда развернуться. Сверив, на всякий случай, запись в посадочном талоне с названием аэропорта, я шагнул Ей навстречу.

И сразу почувствовал где я. Это вам не Стамбул с бесконечной толкотнёй и лукавством. Уж слишком там много резких движений, крикливой речи и непонятной суеты. Для нас – существ тонкой душевной организации – такое неприемлемо. Мы – люди страсти и высокой эстетики, для нас окружающий мир – это полотно, на которое скоро ляжет очередной шедевр к экстатическому восхищению понимающих и посвящённых. Ну а кто не в курсе, или не понимает – что о них говорить?

Увы, сразу ничего полноценного не вышло. Больше суток на ногах, томление духа в Стамбуле, перелёты – всё это не давало достичь вершин блаженства и взаимопонимания в основном потому, что  меня в ту ночь понять было трудно. Первым встреченным мной человеком была Женщина. Переодетая кондуктором, она продавала билеты с водительского кресла в аэропортовском экспрессе. Призванный для этих целей бездуховный аппарат на парковке ни на какие раздражители не реагировал, мигал тусклой лампочкой, и вообще, выглядел жалко. И вот оно – моё первое упущение. Пока возился со скарбом, размещая его на багажной полке, произошло Преображение: она, грациозно повернувшись на кресле (ах, как жаль, что я этого не видел!), завела мотор и помчалась по ночной Барселоне! И не простила мне ничего, приняв рассеянность усталого путника за равнодушие! Доехав до моей (предположительно) остановки, притормозила автобус и указала пальцем в проём отвалившейся двери, показавшимся мне бездной. Вон отсюда! И ни хай тебе, ни бай, ни до свидания. Так …  спокойнее! Ну и что? У нас в городе тоже не все кондуктора говорят по-английски – вот вам и первое совпадение! А совпадение – это ведь отправная точка для развития отношений, не так ли – но какой никчёмный финал! Отвергнутый и неоценённый, я поплёлся по брусчатке в отель, высекая из неё мотоциклетную очередь надломленным колесом чемодана. У человека, между прочим, не только мечта надломиться может…

Наступило первое барселонское утро, утро, когда вот сейчас, в ближайшие два-три часа возникнет первое и окончательное впечатление, ведь все дальнейшие будут подсознательно сортироваться для того, чтобы просто его подтвердить. Прокрутил в памяти вчерашний день – а был ли я абсолютно безупречен? Не позволил ли я себе чего-то такого? Не появилось ли о чём жалеть? Но нет –  никакого желания повернуть время вспять, никаких чёрных меток, куда «больше никогда и ни за что». 

Весёленький такой Стамбул, где пролетел мимо Айя Софии по причине понедельника и Топ Капи, не помню по какой причине, но всё-таки Голубая Мечеть, Базилика Цистерна, плутание по узким кривым улочкам и вкуснейший обед из блюд, которые обычно не ем. И бросок к поставленной цели, увенчавшийся успехом. А вспомнив водителя-кондуктора, которую нужда заставляет работать на полторы ставки, ощутил прилив патриотизма – всё-таки пенсионный возраст в России явно ниже испанского, хотя тут я видимо запомнил чуть больше, чем необходимо для счастья…

Шаг на ступеньки отеля подставил меня под солнечный душ. Не сказать, что так уж сильно соскучился по Солнцу, всё-таки мы – люди сумерек и тьмы, особенно если вспомнить где живём, но стало очень приятно. Витамин D и в нашем деле очень полезен. «Золотая осень, будь вечной!», - чуть было не закричал я, но, спохватившись, вспомнил, что по-русски тут не разговаривают, а по-английски прозвучало бы как-то неискренне. Кстати, а на каком языке тут разговаривают? На испанском? – но тогда почему столько каталонских флагов на стенах; на каталонском? – а есть ли такой язык вообще и как отличить его от испанского; сплошные тайны. Вот и хорошо, уже есть над чем поразмыслить, тем более, что ни испанского, ни каталонского я всё равно не знаю. Но не стоять же всё время на ступеньках! И я направился туда, где по ощущениям должен быть центр. Забегая вперёд, скажу, что дойти до него мне не удалось ни сразу, ни в тот день хотя бы к вечеру, ни во все последующие. В истории уже бывали такие примеры – вот Веничка Ерофеев так и не добрался до Кремля, но он хотя бы знал, куда шёл. Ну, в самом деле – что такое центр Барселоны? La Rambla? Площадь Каталонии? Площадь Испании? Парк Гуэль? Саграда? Непонятно…

Так, значит, центра у Барселоны как бы нет? – спросите вы. А я, строго отчитав вас за это безобразное «как бы», отвечу: «Наоборот!» У Барселоны много центров, где ты сейчас находишься, там и центр. Жаль, не каждый это понимает. Вот, к примеру, прошёл десяток метров от отеля и пожалуйста вам – в наконечнике треугольного перекрёстка образовался микроскверик с изящной скульптурой посередине. 

Историческая ценность её (она, скорей всего, есть!) мне неизвестна, но культурная – очевидна, иному городу такого хватило бы, чтобы водить сюда толпы туристов, если, конечно, удастся собрать хотя бы одну толпу туристов в этом самом ином городе. Добавлю, что кроме как быть крохотным паззлом гигантской картины под названием «Барселона», скульптура имеет и вполне утилитарное назначение, потому что из её постамента торчит (фу, какое грубое слово!) водопроводный кран, такой же изящный, как и она сама. В Барселоне, кстати, пить воду можно прямо из-под крана, так что, собираясь сюда, свой собственный с собою можно не брать.  Никакого ажиотажа скульптура не вызывает, люди просто идут мимо по своим делам, будто так и должно быть, будто на всех перекрёстках и должны стоять такие скульптуры.  Да, разбалованностью своей барселонцы не уступают жителям Солнечного города, но то была утопия, а тут живут реальные люди, которых можно даже потрогать руками, если, конечно, они не будут против.

Первый день в незнакомом городе для любого путешественника всегда самый длинный. И трудный. Особенно, если в повседневной жизни субъект этот врос задницей (ещё хуже, чем «торчит») в свой автомобиль, а денег на аренду машины в Барселоне у него нет. Но я-то не из их числа! И от аренды отказался совсем по другой причине! Просто вот решил, что из окна автомобиля контакт на всех уровнях не установишь, плюс куча проблем с парковкой. Поэтому, оставив сожаления нудным теоретикам, я легко двинулся дальше.

Всё-таки ноябрь – идеальный месяц для познавательного отдыха на юге Европы. Жары нет, но тепло, дожди бывают, но короткие, ветер не пронизывает, а лишь уносит смог, и солнечная золотая осень. Добавьте сюда приходящее ощущение чего-то гармоничного, в котором и до тебя хорошо было, и после тебя будет, и этого уже достаточно, чтобы возникающее движение чувств противопоставить деятельности ума, разоблачая в себе восторженного ребёнка. Когда-то давно, едва переступив порог созревания (интересно вот – относится это обстоятельство к делу?), я впервые попал в Ленинград и испытал новое для себя ощущение – я ходил по городу и испытывал наслаждение просто от того, что здесь нахожусь. Потом, став серьёзным дяденькой, уже на пути от созревания к совершенству, я решил, что восторги и умиления – исключительная способность безусых и безмозглых, а мы – люди солидные, нам некогда. И когда печать «утверждено» уже была занесена над этим правилом жизни, я попал в Прагу. Дежа вю и крушение стереотипов! А хорошо это или плохо пусть судит тот, кому положено судить. И вот теперь, когда до совершенства уже рукой подать – Барселона! Третье возрождение души! Ну а руки у нас, как вы и сами понимаете, длинные…

Идём дальше. Площадь Каталонии – бессистемное нагромождение самого разного, никак между собой не связанного. Банки, фонтаны, консульство, скамейки, супермаркет, скульптуры: создаётся впечатление, что старая часть и современный город сошлись однажды в ожесточённом бою и, покидая поле битвы, побросали всё, что мешало отступать. Людям с техническим складом мышления, которым надо, чтоб всё по полочкам, здесь будет трудно. Смотря, конечно, зачем они сюда придут. Людей, кстати, много, но разбираться с ними было как-то недосуг. Я уже заканчивал любоваться архитектурой и пытался классифицировать многочисленных голубей – к какому виду ценностей они относятся – к практическому, эстетическому или духовному, как вдруг мне встретилась Вторая Женщина.

Она сидела полуобнажённая (топлесс, как сейчас модно говорить, тьфу, срамота) ни от кого не прячась и держала над головой кораблик. Идеальная на мой вкус фигура, не то, что у великих фламандцев, где свисает всё, что должно вздыматься или чего быть не должно вообще, не то, что у подиумных див с улыбкой раздражённого кассира не позволяющих нам забыть о канувшей в лету бабушкиной стиральной доске, или современных моделей, манких своей генитальностью, совсем не то. Она не манит, не возбуждает, ни на что не провоцирует. С каким-то удивительным, недетским простодушием на лице, с медлительной динамикой, с непонятно как угадывающейся уверенностью, она олицетворяет собой всё небрежное изящество Барселоны. Мощный коротконогий конь (или кобыла – в детали не вдавался) несёт её сквозь время и путь этот бесконечен. Немного не дотянувший до своего столетия старина Фредерик Марес понимал о Барселоне больше, чем кто-либо, раз сумел в одной единственной скульптуре изобразить её для будущих поколений вне времени и с потрясающей точностью. Впрочем, когда Марес ваял своё творение, он стариной ещё не был, в год открытия ему было 36, и кто знает –  какие страсти вели его тогда по жизни, но ведь и Пигмалион никогда не стыдился получившегося шедевра.

По другую сторону коня стоит ладно скроенный юноша, что в других обстоятельствах вызывало бы досаду.  Я не большой знаток символов и даже не пытаюсь угадывать, что бы они означали. Мы – люди высокой культуры – больше полагаемся на впечатления, ведь из них – острых и глубоких – и должна состоять жизнь. Чтобы закончить – у «Барселоны» есть ещё одна замечательная особенность: если смотришь на неё с одной стороны – она движется, а с другой – полностью неподвижна. Она совсем не фотогенична, любая фотография будет лишь ничего не передающей проекцией. Лет пятнадцать уже не покупаю сувениров, но ту решил: попадётся – куплю! И ещё удивительно вот что: люди, много людей, проходят мимо – и ни одной слезы умиления на лицах, никаких восторгов, что аж захотелось прикрикнуть: «Вы что тут совсем …. уже?!» и, присев на ближайшую лавочку, начать составлять протокол. За избыточную толщину кожи определённо надо наказывать…

La Rambla, в простонародии Рамбла (с ударением на последнем слоге). Вот интересно – сколько нужно прожить в Барселоне, чтобы перестать тут чему либо удивляться? Не сделав и десятка шагов по Рамбле, услышал, как за спиной разбился стакан, ещё десяток шагов – ещё стакан, потом ещё один. Это, братцы, уже смахивает на преследование. Но кому надо меня преследовать? Тем более, что я ни от кого и не скрываюсь. Я приготовился резко повернуться, чтобы решительно дать отпор, но неизвестный мне метатель стаканов, почуяв неладное, затаился.

Слегка напрягшись и не теряя концентрации, я шёл по Рамбле и аккурат между всемирно известной оперой и шмоточным магазином обнаружил двухметровый прозрачный куб непонятного назначения. В этот куб можно зайти, а выйти из него нельзя. Пожилая пара обречённого вида, оба были какие-то растерянно-грустные, оказавшись внутри, тут же провалились вниз вместе с кабиной, и через короткое время кабина вернулась пустой. Минуты через две картина повторилась, только вместо пожилой пары вниз провалился неприятный мужик, которого, признаться, ничуточки не жалко. Кратчайший путь в Преисподнюю – вот он, оказывается, какой! Но непонятно, кто додумался расположить его в таком жизнерадостном месте, как Барселона, и, главное - зачем. Сфотографироваться у врат ада, однако, не вышло, потому что выяснилось, что это – лифт в метро, просто на глаза он мне впервые попался обратной стороной, а не той, где висят таблички. Зато в этом самом месте я разоблачил метателя стаканов. Им, точнее ими оказались вступившие в сговор вековые платаны, высаженные вдоль Рамблы ещё в те времена, когда Гауди пешком под стол ходил. Огромные засохшие листья в безветренную погоду падали с высоты и разбивались о мостовую громко и звонко. Всё встало на свои места, гармония восстановилась, можно идти дальше.

А дальше меня стали искушать. Мерилин Монро собственной персоной смотрела с балкона именно на меня, выгибала стан, протягивала руки и звала, звала, звала. Это ли не награда за все предыдущие мытарства? Слышал я, правда, что она давно умерла, но ведь это же Барселона! У них если полконя едет, а вторая половина стоит, и это считается в порядке вещей, так может Монро и не умирала вовсе, а просто живёт теперь здесь? Люди ведь могут ошибаться. Да к чёрту их всех, где тут вход? Но вместо входа взгляд нашарил гигантское число 69, да ещё какие-то буквы к нему, и стало понятно, что стою я перед музеем эротики. Вот это облом!!! Слушайте, ну нельзя ведь так с интеллигенцией, они же ранимые все, чувствительные, свихнуться могут. У человека ведь не только колесо от чемодана повредиться может. Приготовившийся вспорхнуть прямо со стены медный дракон гаденько так ухмыльнулся. Всё, пора уходить! Ни в какой музей я, конечно же,  не пойду, потому что страсть, упрощенная до предела – это ещё хуже, чем «задница».  Да и ряженая переключилась уже на следующего потенциального клиента. Вот и вся любовь…

Почти напротив – рынок, вот туда и пойду, тем более что «Бокерия» - название, ну не знаю, вкусное что ли. Ассортимент во многом совпадает с нашими большими рынками, разве что всего побольше и разнообразней. Продаются, например, ощипанные индюшачьи головы с немигающим взглядом. Зачем они – не понимаю, к Хеллоуину готовятся, что ли? Так до него ещё год почти! Понравилось, что здесь можно подкрепиться, причём даже с вином. А удивило, что на рынке чистый свежий воздух, ничем не воняет. Хотя, казалось бы: мясо – от целой туши до нарезки на гуляш, рыба – морская, речная, воздушной только нет, живая, копчёная, потрошёная, все надругательства над рыбьими трупами, какие только возможны, здесь приведены в исполнение или приводятся на твоих глазах. С птицей – то же самое. А про морских гадов уж и не говорю – я и не знал, что их столько бывает, невероятные шалости эволюции. Но, с другой стороны, есть же у людей Кончита Вурст, а эти чем хуже?

Вернулся на Рамблу, повернул направо и пошёл дальше. Очень ценю эти мгновения, когда всё обыденное вытесняется праздником, сознание пропитывается новой реальностью и ты постепенно преображаешься, становишься кристалликом калейдоскопа, участником великих и неповторимых инсценировок. Инсценировок, где всё выглядит продуманным до мелочей, а на самом деле никто ни о чём не думал, просто однажды встретились две Музы – небрежности и изящества, столкнулись лбами, расхохотались, и продолжили путь вместе. Я не знаю, где они сейчас, сам не встречал, не следил, не записывал, протоколов не читал. Но, видимо, ушли недалеко, раз следы их деятельности хорошо видны постоянно.

Вот стоит урна для окурков и прочего мусора. Венчает её литая скульпурка, маленькая фигура женщины. Не так уж и дорого всё это стоит, но в такую уже невозможно просто «сунуть бычок», но можно зато элегантно стряхнуть пепел. Здорово! И почему у нас не так? Хотя понятно, ведь после изнурительных согласований, следует ещё выяснить: а какого мнения по этому вопросу придерживается товарищ «А», а соответствует ли это тому, о чём недавно говорил товарищ «Б», и как может отнестись ко всему этому гражданка «Ц»? Поэтому – «суём бычки», и ладно, если в урну. Душераздирающий крик, сопровождаемый тонкоголосым детским визгом, вернул меня на Рамблу.  Грабят? Убивают? Насилуют? – Что это? Мы –  люди с особыми свойствами души – протестуем против любого насилия, и несмотря ни на что, будем протестовать, до тех пор, пока насилие не станет опротестованным.

Гибрид Фредди Крюгера, птеродактиля и какого-то насекомого вёл себя самым огорчительным образом. Получив очередную денежку (иначе никак!), он начинал «кричать, как птица дубонос», приводя в восторг разноязычную детскую компанию и поднимая из глубин всё самое низменное. На мой взгляд – перебор. Конечно, надо чем-то отличаться, иначе тебя не заметят, но когда за внешний вид начнут давать срок, а дело к тому и идёт, этот сядет первым. Ну, да ладно. В конце концов, и в фамильном замке аристократов на безупречно изысканной свадьбе всегда найдётся тот, кто заблюёт унитаз. Вот попадался ещё циркач Маникомио, так то был действительно приятный мужчина…

Рамбла осталась за спиной. А впереди – море, порт со столпившимися яхтами, терминалами, пирсом. Что может быть скучнее? Вдоль пирса покачиваются на волнах буйки в виде мальчишеских фигур. Надо ли продолжать?

Пожалуй, нет, хватит. Не сказать, что здесь нравится абсолютно всё. Абсолютно всё может нравиться только дебилам и подкупленным журналистам. Но о них в другой раз. Сейчас – обо мне. Да, третье пришествие восторга состоялось, ощущения себя самого восемнадцатилетнего вернулось, пришла уверенность, что я попал туда, куда мне надо.

Девиз Барселоны – небрежное изящество, которое она ни от кого не скрывает, а вот мой девиз – это большой секрет, даже для себя самого. Ну и замечательно – не со всяким знанием человек может справиться, а заблуждения, напротив, никогда не отягощают. Вот Христофор Колумб, например – из всех наук он сделал для географии, больше, чем кто-либо за всю историю человечества, но переступая последнюю черту, самое большое заблуждение имел именно географическое. Стало ли ему хуже от этого? Когда я, задрав голову и думая о парадоксах судьбы, стоял и рассматривал Колумба на высоченной колонне – истёк третий час моего пребывания в Барселоне.

 Потом было много всякого – парки, площади, соборы, фонтаны, стадион – всего не перечислить. Было и несколько выездов за пределы города, из которых особенно запомнилась приморская деревенька, уснувшая до следующего сезона. Даже для нас – людей способных чувствовать гораздо больше, чем  может охватить разум – она представляется центром вселенской романтики. Это, конечно, не Барселона, это не лучше и не хуже, это просто другое. И тоже прекрасное.

Другой выезд – в аутлет. Вот уж где прекрасным и не пахнет! Придумано специально для мужиков, отчаявшихся попасть в рай. Пусть привыкают! Не догадывался даже, что такие бывают. Представьте себе деревню, в которой одни магазины, в которой вообще ничего нет, кроме магазинов! В которой даже люди не живут – настолько всё противно. И ни выпить тебе, ни закусить, ни станцевать, ни сматериться – только магазины! 

Но есть один плюс: расписание автобусов.  Среди них, представьте себе, есть последний, и это – узаконенный муниципалитетом предел твоих страданий. Он непременно увезёт тебя обратно (ночевать там негде!) и все оставшиеся дни можно будет беспечно, без отягощающих мыслей, не боясь подвохов и провокаций, гулять по Барселоне, весело вставляя кукиши в распахнутые двери магазинов.

Вот, собственно, и всё. Добавлю лишь, что описанное выше абсолютно достоверно, у меня и свидетели есть. Да, свидетели – была ещё и Третья Женщина, любимая и единственная. Путешествуя со мной всё это время (недаром же я кругом писал «мы»), она эгоистично стянула на себя все мои маньяческие горизонты. Так что если вам придётся встретить в Барселоне какую-нибудь даму, одну или несколько, с обделённым выражением лица, вы теперь знаете, почему и откуда оно взялось. Не пытайтесь её утешить – человек-то лишь предполагает, а располагает всем кто-то другой. А я доволен.

Читайте также впечатления Киры от поездки в Барселону